22 апреля 1976 года на литейном заводе в корпусе серого и ковкого чугуна (КСКЧ) была опробована печь плавки №1 и был получен первый металл – чугун.
О том, как шла подготовка к этому дню рассказывает Кузнецов Борис Леонидович с своей книге «Рождение флагмана», изданной в 2001 году.
«Первая плавка чугуна.
… Решение начать освоение КСКЧ с первой линии АФЛ (автоматическая формовочная линия ) принял В.Н. Поляков. Его можно было понять. У него фактически не было альтернатив. Запуск АФЛ №1 сразу снимал тяжелейшую нагрузку с Ярославского моторного завода, завода двигателей, снимал проблему транспортировки отливок из Ярославля в Набережные Челны. Дискуссия о том, с чего начать освоение КСКЧ, таким образом, была прекращена в самом начале. Потери в связи с этим на литейном заводе были большие, зато в масштабе Министерства и комплекса выигрыш был, конечно, очевиден.
На фотографии формовочная линия №1 КСКЧ. Январь 1976 года.
Внизу заметка из газеты «Знамя Коммунизма» от 29 августа 1975 года, в которой говорится о монтаже первой автоматической формовочной линии в КСКЧ.
Решение начать освоение с первой линии АФЛ означало взяться сразу за решение самой сложной проблемы выплавки высококачественного чугуна и получения из него самой ответственной отливки на самом сложном в корпусе оборудовании. Зато решение этой проблемы давало сильный психологический импульс для решения других, как нам казалось, более простых проблем. Большая нагрузка в это время легла на руководство КСКЧ, особенно на Н.А.Ушатова, С.М. Шнайдермана, Г.Г.Букеева (начальника формовочного цеха), Г.А.Фищева (начальника стержневого цеха), С.В.Лебедева (начальника термообрубного цеха). Им приходилось заниматься монтажом оборудования, завершением строительства, кадровыми вопросами, поддержанием чистоты и порядка.
На фотографии в центре Фищев Г.А., справа от него Шнайдерман Семён Моисеевич (в очках).
Напряжённость в отношениях между отдельными руководителями нарастала. Между начальниками корпуса Н.А.Ушатовым и главным инженером Л.Н. Шаблыгиным вспыхивали всё более яростные пререкания.
Ушатов Н.А.
Начальник формовочного цеха Г.Г.Букеев, человек довольно слабого здоровья, ходил как тень. На нём «отсыпались» почти все. В его подчинении находилась АФЛ №1. Трудностей с ней было много. Кроме сугубо технических трудностей, выплывало море организационных проблем. Например, в принятой тогда системе организации служб различные системы АФЛ – механическая, электрическая, электронная, гидравлическая, транспортная – обслуживались и налаживались различными, не подчиняющимися единому руководителю службами.
Стыковка этих служб (главного механика, главного энергетика завода, УМНР, УРЭИК и т.д.) оказывалась настолько сложным делом, что можно было сойти с ума от всех проблем, которые при этом возникали. Слепое копирование ВАЗовской системы причиняло на этом этапе большой вред. Дело в том, что на ВАЗе не было многих проблем, которые возникли на КамАЗе. Там фирма «Фиат» сдавала эксплуатационникам оборудование «под ключ», вместе с чёткими инструкциями на эксплуатацию. На КамАЗе это было невозможно. Фирма отвечала за комплектность оборудования и оказывала некоторые услуги при монтаже и наладке оборудования. Но только некоторые, а не все.
На фотографии печь фирмы «Свинделл-Дресслер»
Никаких гарантий получения годных отливок фирма «Си-Каст» не давала, поскольку технологическое оснащение линии делала не она. Разработку технологических процессов выполняли другие инофирмы, в том числе, расположенные на КамАЗе и в Европе. Строительные и монтажные конструкции тоже были не фирменные. Материалы поставляли другие организации. И так далее. С большим трудом к 1 февраля набрали детали на 20 комплектов автомобилей. 16 февраля открывался съезд партии и первые шестнадцать «КамАЗов» должны были своим ходом дойти из Набережных Челнов в Москву. В целом переход получился, и 15 автомобилей КамАЗ (автор преувеличивает количество отправленных автомобилей) дошли до Москвы.
Психологический эффект был огромный. Но большинство деталей и узлов на этих автомобилях (до 80% ) были… не КамАЗовского производства. Эти детали были сделаны на других заводах Министерства автомобильной промышленности. C первого марта началась бешеная подготовка к первой плавке чугуна в КСКЧ. Корпус серого и ковкого чугуна представлял в это время из себя груду строительных конструкций и монтируемого оборудования. Огромные тракторы К-701 завозили ящики с оборудованием. Тут же автокранами ящики снимались с платформ на пол, «растаривались», осматривались и монтировались на свои места. Работа шла 24 часа в сутки. Ночью работала столовая, в которой бесплатно кормили всех, кто работал в ночную смену. Причём, еда была отличная – из ресторана «Москва».
На фотографии ресторан «Москва»
Руководителям служб запретили покидать завод без разрешения директора завода. Непрерывно шли оперативки, на которых проверялись графики монтажа оборудования и готовности оснастки к работе. Последняя оперативка, которую на литейном заводе проводил лично Лев Борисович Васильев, начиналась в двадцать два часа (десять вечера). К этому времени все руководители были выжаты и опустошены до предела. В этот предпусковой период руководители завода, отделов, служб, цехов приходили на работу к семи утра и уезжали после двадцати трёх ночи. Перед началом пусковой кампании всех руководителей пропустили через специальную медицинскую комиссию. Кое-кто получил медицинское заключение и рекомендации выйти из борьбы, чем некоторые воспользовались, чтобы уйти с завода и уехать из Набережных Челнов. Между тем приближался День рождения В.И. Ленина (22 апреля). Первого апреля нас собрали в зале заседаний КСКЧ. Напряжение достигло предела. Корпус был явно не готов к пуску, но изменить дату пуска, - 22апреля – уже никто не мог. Выступал Л.Б.Васильев.
На фотографии Васильев Лев Борисович – генеральный директор КАМАЗа (1969-1981)
Говорил он более часа. Это была страшная речь генерального директора КамАЗа. В зале сидели одни мужчины, и Лев Борисович не стеснялся в выражениях (он начинал свой жизненный путь шофёром и владел лексикой московского «водилы» в совершенстве). Сказал он примерно следующее:
- К 22 апреля корпус должен быть готов к работе (далее следовали угрозы в адрес Н.А.Ушатова, монтажников, служб и т.д.), я не остановлюсь ни перед чем… Я переломлю вам хребты… Но первая плавка чугуна состоится 22 апреля. Кто станет поперёк будет уничтожен… И так далее.
Я не могу утверждать, что именно точно так говорил Л.Б.Васильев, но то, что лейтмотивом его выступления были беспрецедентные угрозы в адрес руководителей КСКЧ и завода, ручаюсь. Терминология была страшная. Больше всего досталось Николаю Александровичу Ушатову. Он сидел бледный. Левый глаз на его лице дёргался. Никому не дали слова, кроме Л.Н. Шаблыгина. Лев Николаевич добавил и углубил Льва Борисовича. Это было жуткое совещание. От руководителей служб потребовали все 24 часа находиться на заводе. Уходить с завода можно было только с личного разрешения директора завода. Особенно тяжело было в это время Н.А.Ушатову и его заместителю С.М. Шнайдерману. Их били за всё. За монтаж, за грязь, за наглядную агитацию, за питание, за несчастные случаи, за документацию, за нехватку кадров. На Н.А.Ушатова было страшно смотреть. На одном из ночных совещаний, вскоре после первого апреля, когда на него обрушился в очередной раз Л.Н. Шаблыгин, Николай Александрович вскочил и закричал, что первую плавку он сделает, если даже это будет стоить ему жизни, но ни одного дня после этого работать с Л.Н. Шаблыгиным не будет. Действительно, вскоре, после первой плавки чугуна он уволился…
На 22 апреля назначалось представление с телевидением, прессой, большими гостями. С утра 22 апреля в плавильный цех КСКЧ стали стягивать средства массовой информации, устанавливать освещение, юпитеры, штативы телевизионного оборудования. Приезжали и уезжали большие начальники. Собралось большое число зевак и участников события.
Чувствовалась большая нервозность. Нервничали американские специалисты. Сивитилло в белой куртке и резиновых сапогах непрерывно фланировал по плавильному пролёту. Мы дружески поздоровались, и, выразив уверенность, что всё будет о’кей, разошлись по своим местам. В районе 10 утра началась плавка. У печи находился Прайс. Ему помогали Игорь Кузеин и братья Несветаевы.
Я с группой технологов стоял у акустической кабины. Готовность к плавке казалась стопроцентной. Сивитилло дал команду включить печь. Прайс зашёл в акустическую кабину, последовательно выполнил все операции по включению печи. Электроды стали опускаться. Когда они коснулись шихты, раздался взрыв. Это произошёл первый электрический разряд. На лицах многих я увидел испуг. Но Прайс был невозмутим. Плавка началась. В печи, как взрывы снарядов следовали электрические разряды. При плавлении колодцев электрическая дуга нестабильна. Акустический эффект был потрясающим. Я десять лет до этого занимался плавкой чугуна в дуговых печах. Я видел работу дуговых электропечей в Нижнем Тагиле, на Верхисетском заводе в Свердловске, в Минске… - но ничего подобного я не видел. Психологический эффект работы мощной дуги превзошёл все мои ожидания. Героем плавки был Прайс. Он был оператором и сталеваром. Он метался вокруг печи как будто вытанцовывал какой-то сложный танец. Взгляды огромного количества присутствующих были прикованы к нему. Получалось красиво. Всё шло ладно. И вдруг, когда металл уже был расплавлен и возник вопрос о его сливе в ковш, отказала термопара. Прайс взревел. Он по-чёрному ругался. Он свирепел всё больше и больше.Специалисты КИП не могли наладить термопару. Тогда я велел Л. Карпову принесли из КСЛ оптический пирометр. Л.Карпов побежал в КСЛ. Скандал нарастал. Кричал Прайс. Кричал Сивитилло. Кривил лицо Лутка. Все замерли, что будет… Прибежал Л.Карпов. Принёс пирометр. Я попросил Прайса открыть заслонку печи и стал мерить температуру оптическим пирометром. Прайс удивлённо смотрел на меня. Замычал Сивитилло. Когда я замерил температуру, ко мне подскочил Прайс. «Сколько?» - спросил он. Я назвал температуру. Было 1470 градусов по Цельсию. Договорились выпустить металл с температурой 1500 градусов по Цельсию.Ещё на пять минут включили печь. Потом печь отключили и начали выпуск металла. Первый металл КамАЗа полился в ковш.
В печи было сорок тонн металла. Сохранились кадры кино- и фотохроники, как первый металл стекал в ковш. Но дальше события развивались не по плану. Неожиданно отказал механизм наклона печи. Металл ещё сливался в ковш, но печь с расплавленным металлом больше не наклонялась. Сработал какой-то «концевик» (конечный выключатель). Печь застыла в наклонном состоянии. Металл из печи больше не сливался. Начались лихорадочные переговоры американских и камазовских специалистов. Снова растерянность на лицах Прайса и Сивитилло. Металл в печи начал остывать. Нависла угроза «закозления» печи. Ушатов принимает решение ковш с металлом убрать, конечники отключить, металл слить в приямок. Я думаю, что часть этого металла находится в приямке первой печи до сих пор. Так драматично прошла первая плавка чугуна на КамАЗе.
25 апреля плавка была повторена. (В тот день были выплавлены первые 50 тонн жидкого металла и получена сложнейшая по конструкции и технологи отливка - блок цилиндров - основная позиция из номенклатуры литейного завода. Алые ленты победителей социалистического соревнования за право участия в этом событии надели Кузеин И.А., Малышев В.А., Боровиков Г.П., Барсуков В., Мадьяров Г.Г., Молодцов А. Всего 25 человек.) Всё было также помпезно. Было много зевак и телевизионщиков. Плавка прошла нормально. Металл расплавили. Передали в печь выдержки. Двинули первую АФЛ. Залили металл в форму. Жена Л.Б.Васильева бросила в опоку бутылку шампанского. Кричали «Ура!». Первый блок цилиндра (правда, бракованный) был получен. Первая плавка выявила массу недоделок. Была составлена обширная программа доработок. И только в июне была предпринята следующая попытка получить блок цилиндров. Промышленные поставки блоков цилиндров на завод двигателей начались в августе».
Внизу статья из газеты «Советская Татария» от 30 апреля 1976 года.
Сегодня в КСКЧ висит памятный знак с фамилиями тех, кто принял участие в первой плавке чугуна на литейном заводе КАМАЗа.
